Эрнесто Че Гевара

Таня - партизанка, боец Америки

Лидисе Валенсуэла.

…один из свидетелей тех событий, Родольфо Сальданья, рассказывает об интересных эпизодах революционной деятельности этой выдающейся женщины, бойца-интернационалиста.

Солдат прищурил глаза. Огляделся вокруг и посмотрел на тех, кто, так же как и он, скрывались в зарослях у реки. Он весь напрягся. Он увидел, как входит в реку первый из бойцов небольшой партизанской колонны, за ним другой... Потом он различил среди партизан женщину, одетую в брюки защитного цвета и зеленую рубашку в полоску, с автоматом через плечо и рюкзаком за спиной. Он прижал приклад к плечу. Прицелился. Женский силуэт появился в прицеле. Он нажал на спусковой крючок, дал очередь и увидел, как женщина, заливая кровью одежду, упала. Затих голос, предлагавший партизанам сдаваться. Так у самого берега Рио-Гранде была убита Таня-Партизанка.

Вместе с ней погибли еще восемь партизан, бойцов тылового отряда Армии национального освобождения Боливии (АНОБ), которой командовал Че.

Маленькая группа отделилась от авангарда и от главного отряда 17 мая 1967 года в местечке Бельявиста на юго-востоке Боливии, недалеко от озера Икира. Группа из тринадцати человек, среди которых была и Таня, должна была находиться в этой зоне под командованием партизанского командира Виталио Акуньи (Хоакина).

Они так и не встретились со своими товарищами. Отряд Хоакина действовал самостоятельно, почти наугад около четырех месяцев. Трое из партизан погибли в перестрелках с правительственными войсками; двое из “ненадежных” дезертировали и сдались войскам, которые они и вывели к двум из партизанских лагерей. Группа Хоакина, все голодные и изможденные — у них не оставалось никакой еды и большинство из них шли практически босые, — завязали контакт с крестьянином Онорато Рохасом. Этот тип — позже получивший в полной мере за свое предательство от партизан — пообещал вывести группу к Рио-Гранде. Рохас не стал долго медлить со своим доносом и вскоре привел правительственные войска в зону, где должны были проходить партизань, искавшие Че. На берегу реки их уже ждали солдаты регулярных войск. Это случилось 31 августа 1967 года.

Таня и ее любовь к Америке.

Короткий, но громкий крик дал понять Наде Бидер, что ее второй ребенок появился на свет. Девочка родилась крепенькая, чуть больше четырех килограммов, с густыми и поразительно черными волосами. 19 ноября 1937 года в столице Аргентины Буэнос-Айресе в жизнь вошла Аиде Тамара Бунке Бидер, которой через тридцать лет предстояло превратиться в Таню-Партизанку. — Тамара с раннего возраста занималась спортом, который всегда притягивал ее необычайно. Отпуск мы обычно проводили в курортных местах, в том числе в Каламучите, в Сьеррас-де-Кордова, и там родилась ее огромная любовь к лошадям и природе. В два года она впервые оказалась в седле, — вспоминает Надя Бидер.

Тамаре было четырнадцать лет, когда семья решила переехать из Аргентины в Германскую Демократическую Республику. Супруги Бунке уехали из фашистской Германии в 1935 году.

Знаешь, мама, — сказала тогда Тамара, — я поеду в Европу. Интересно побывать в новых местах, но купите мне и обратный билет. Я не буду даже разбирать чемоданы.

Ее желание вернуться в Латинскую Америку и, особенно в Аргентину, со временем превратилось в потребность. В этом она признавалась многим из своих товарищей по учебе и по Союзу свободной немецкой молодежи — политической организации, членом которой она стала в ГДР. Запп, ее преподаватель русского языка в школе имени Клары Цеткин, вспоминает, как однажды на его слова о том, что она нужна и в ГДР, Тамара возразила: Аргентина — моя родина. Я должна вернуться, чтобы бороться за лучшую жизнь в моей стране, и если для этого потребуется бороться и сражаться с оружием в руках, я пойду на это.

Баро, одна из ее подруг по школе, вспоминает с глубокой грустью о Тамаре как о восхитительной девушке, которая всегда имела четкие и передовые политические взгляды. — Когда я узнала, что она уехала на Кубу, — рассказывает Баро, — я не удивилась. Она всегда говорила о своем возвращении в Латинскую Америку. Мы все понимали, что, несмотря на ее жизнерадостность и на то, что вместе с нами она принимала во всем самое активное участие, ей чего-то не хватало. И все мы, кто был к ней ближе других, это чувствовали. Так, однажды вечером, когда мы вернулись с репетиции хора, она присела со мной и еще с одним из наших товарищей и с такой грустью заговорила о “своей родной земле”, что мы были просто поражены.

О любви, которую Тамара испытывала к музыке, рассказывает ее лучшая подруга в ГДР Марианна Крамп: Она обожала играть на аккордеоне и всегда играла на всех наших встречах. Часто она исполняла одну латиноамериканскую песню, единственную, которую помнила наизусть: “Там, на большом ранчо”.

Первая встреча Тамары с Эрнесто Че Геварой произошла в Берлине в 1960 году. Че возглавлял торговую делегацию — он был тогда президентом Национального банка Кубы, — подписавшую в Берлине два торговых соглашения.

— После той первой встречи с Героическим Партизаном, — вспоминает Надя Бидер, — еще более окрепла убежденность Тамары в правильности избранного пути. Еще более возросло ее восхищение и уважение к Че как к аргентинцу, коммунисту, партизану, блестящему мыслителю и оратору.

Приезд в Гавану.

Восприимчивая по натуре, выросшая в семье коммунистов и разделявшая убеждения своих родителей, Тамара Бунке Бидер выбрала путь вооруженной борьбы, чтобы однажды на боливийской земле родилось новое справедливое общество.

С первых дней победы Кубинской революции Таня стала последовательной сторонницей политического процесса, зарождавшегося на маленьком карибском острове.

— Самой неотложной задачей для нее стало переехать в Гавану, — говорит ее мать. — Ей казалось, что именно это она должна была сделать как можно раньше. Последние два года Тамара готовилась к поездке в Латинскую Америку; был готов паспорт и получено разрешение правительства и партии.

И Таня приехала в Гавану. Сначала она работала переводчицей немецкого 'языка в Кубинском институте дружбы народов (ИКАП). Тамара стала настоящей кубинкой. Она страстно любила Революцию и отдавала ей всю свою энергию. С 1961 по 1963 год она работала переводчицей в Министерстве образования, но ее деятельность не ограничивалась служебными обязанностями. Когда в стране развернулась кампания по ликвидации неграмотности, Таня учила читать и писать бойцов Повстанческой армии. Она вступила в ряды Национальной революционной милиции и была активным членом Комитета защиты Революции квартала, в котором жила. В течение трех лет она сотрудничала также в Комитете пропаганды Национального управления Федерации кубинских женщин и занималась на факультете журналистики Гаванского университета. Как вспоминают ее товарищи, она никогда не жалела времени на революционную деятельность

Рождение Тани.

1963 год отметил начало нового этапа в жизни Тамары Бунке. Личные качества Тамары, ее стойкость, способности, политические взгляды и самоотверженность в работе послужили причиной того, что Че выбрал ее для осуществления сложной и ответственной задачи по оказанию помощи в борьбе, которую он и его товарищи собирались вести в других странах. Так рождалась Таня.

8 течение нескольких месяцев молодая революционерка, аргентинка по национальности, настойчиво училась искусству ведения подпольной и партизанской борьбы, для того чтобы выполнить поставленные перед ней задачи. Она начала отдаляться от своих друзей; одним она говорила, что работает с делегациями в Министерстве Революционных вооруженных сил, а друзьям в этом министерстве рассказывала об огромных переводах, которые делает для Министерства промышленности... Так Тамара постепенно перевоплощалась в Таню.

9 апреля 1964 года с паспортом на имя Аиде Бидель Гонсалес Таня поехала в Западную Европу, где в условиях чуждой ей идеологической среды начался первый этап подготовки.

По окончании поездки по различным странам Европы, продолжавшейся более пяти недель, было решено уже окончательно, что она изменит имя, под которым через несколько месяцев обоснуется в Боливии. Так появилась Лаура Гутьеррес Бауэр, аргентинка по национальности, по профессии этнограф, изучающая фольклор жителей горных районов.

партизанского движения, начинавшего действовать в восточном районе Боливии — Ньянкауасу.

Свидетель и участник подготовки партизанской борьбы, под знаменами которой объединились люди из Боливии, Перу, Аргентины и Кубы, Сальданья в своей революционной деятельности был тесно связан с единственной входившей в интернациональную группу женщиной, которая на протяжении двух лет терпеливо и самоотверженно готовила для людей Че условия для въезда в страну.

В одном из интервью, данном специально для журнала “Куба”, боливийский революционер делится воспоминаниями о тех годах, о пережитых событиях, которые, как он объясняет, хотя это и покажется странным, пытался забыть как можно скорее, так как к этому обязывали особые условия подпольной работы. Он среднего роста, полный, с проницательным взглядом, голос у него глухой, говорит с паузами и типичным боливийским акцентом, который не исчез, несмотря на двенадцать лет, прожитых на Кубе. Пятидесятилетний Сальданья работает переводчиком кечуа на “Радио Абана Куба”.

— Как вы познакомились с Таней?

— Прежде всего, хочу сказать, что задолго до того, как познакомиться с ней лично, я знал, что в нашей подпольной городской группе работает одна женщина. О ней, не называя ее имени и не говоря о работе, которую она выполняла, мне рассказал один кубинский боец, Хосе Мария Мартинес Тамайо, которого мы звали Папи. Он занимался координацией действий городской подпольной группы. Когда работаешь в подполье, о своих товарищах нужно знать только необходимый минимум. Поэтому о Тане я знал немного, только ее псевдоним и элементарные сведения, необходимые для работы. Именно Папи устроил нашу встречу в ноябре 1966 года в Ла-Пасе, в одном из домов, который мы снимали в районе Мирафлорес для того, чтобы скрывать там товарищей, прибывавших в Боливию. В то время наши с Таней задания совпадали. Как и другие наши товарищи, мы отвечали за переправку людей из Ла-Паса в партизанский лагерь в Ньянкауасу.

– Когда вы узнали о работе, которую выполняла Таня?

– Практически уже после ее смерти в 1967 году, когда в боливийской прессе начали появляться первые сведения о Тане, о ее подпольной работе, о том, как она проникла в высокие правительственные круги, и, уже позже, о ней мне рассказали революционеры, которые с ней работали.

– Какое впечатление произвела на вас Таня?

– Помню, в тот вечер, когда мы должны были познакомиться, я был очень взволнован. Я знал, что мне предстоит встреча с подпольщицей, которая играла огромную роль в организации городской подпольной группы, но не знал, была ли она молодой или старой, блондинкой или брюнеткой, боливийкой или иностранкой. Я только' знал, что ее зовут Таня. Подошел к дому, ответил на пароль, и передо мной появилась очень красивая женщина, белокожая, с сине-зелеными глазами, с черными коротко стрижеными волосами, стройная, с открытой улыбкой. Она дружески протянула мне руку.

Таня произвела на меня очень хорошее впечатление. Не преувеличивают те, кто говорит, что Таня была сильной личностью и очень красивой женщиной. Позже, узнав ее ближе, я смог убедиться, что в Тане все имело свой смысл: любой жест, даже ее молчание имели особое значение.

– Какую работу вы выполняли в подпольной организации и почему вам пришлось сотрудничать с Таней?

– Я стал партизаном прежде всего из-за моего убеждения в том, что только вооруженная борьба может изменить социально-экономические структуры, господствующие в моей стране, и к тому же я был известен в боливийских революционных кругах как участник партизанского движения в Аргентине под руководством Хорхе Рикардо Масетти, а еще раньше я входил в партизанскую группу Армии национального освобождения Перу.

Таким образом, с самого начала я стал работать с несколькими кубинскими товарищами, среди которых был Папи.

Именно с ним мы готовили очаг партизанской борьбы, который должен был возникнуть в восточном районе Ньянкауасу. Базой служило имение, купленное Коко Передо, выдающимся боливийским борцом, впоследствии погибшим во время боев партизанского отряда под руководством Че.

Моя подпольная работа заключалась в организации городской подпольной группы, которая должна была действовать в столице. В ату группу входила Таня. Было запланировано, что после того, как группа в Ла-Пасе будет сформирована, Таня останется в городе, а я уйду в отряд.

А пока я занимался практически всем, начиная с объяснения будущим боливийским партизанам, как переделать винтовку М-1 в М-2, и кончая перепроверкой данных непосредственно в логове врага. Я также выполнял и другие задания. Помню, например, что Че просил нас найти агронома, который занялся бы устройством арендованного нами имения, чтобы таким образом скрыть следы деятельности в нем партизан.

Это было очень важное задание: найти надежного специалиста, который выполнил бы задание Че.

По замыслу Че, там должна была действовать большая подпольная группа. Предусматривалось создание механических мастерских (в их организации должен был принимать участие и я, так как имел свою мастерскую в Ла-Пасе), сапожной мастерской и медицинского пункта... Другими словами, он хотел создать базу, которая разрешала бы вопросы материального характера и опиралась прежде всего на городское подполье.

– Как вы работали с Таней в Ла-Пасе?

– Прежде всего мне бы хотелось рассказать о деятельности Тани до того как мы стали работать вместе. Что касается подпольной работы Тани в Боливии, то она была выполнена блестяще. Боливия – это страна небольших городов и поселков, где все друг друга знают. Представьте себе, каково было положение Тани, приехавшей из Перу с поддельным паспортом в качестве якобы этнографа в страну, где она никогда не была раньше, для того, чтобы в течение двух лет одной выполнять порученное ей задание: создать условия для проникновения в страну и затем для ухода в горы отряда, руководимого Че. Я думаю, что только такая женщина, как Таня, человек очень общительный, могла взять на себя подобную ответственность. Нужно подчеркнуть, что общительность была одной из самых ярких черт характера Тани, потому что именно это позволило ей внедриться в те социальные слои боливийского общества, где она получала чрезвычайно ценную информацию. Нужно себе представить, как в столь враждебной обстановке она выбирала нужных ей людей, которые затем помогли бы успешно выполнять ее революционную работу. Следует заметить, что благодаря этому качеству Таня смогла довольно легко занять известное положение и даже наладить связи с членами правительства генерала Баррьентоса.

Таким образом к моменту нашего знакомства Таня уже была известной собирательницей фольклора Лаурой Гутьеррес Бауэр, прочно обосновавшейся в Ла-Пасе и имевшей обширный круг знакомых. Особо нужно подчеркнуть, что она была связана с начальником службы информации Президентского дворца Гонсало Лопесом Муньосом, от которого получила подлинный документ, впоследствии послуживший для аккредитации Гевары как специалиста антрополога, что позволило ему беспрепятственно ездить по стране. Сам того не зная, этот Лопес Муньос оказал Тане неоценимую помощь в выполнении ее задания.

Так вот, когда я познакомился с ней лично, я и узнал, какой она была на самом деле, но, повторяю, я еще ничего не знал о работе по “внедрению”, которую она выполняла в высших правительственных кругах.

Прежде всего мы разработали способы связи, так как иногда связь устанавливалась незапланированно, в зависимости от обстоятельств. Мы связывались различным образом: иногда с помощью товарищей, условного знака, оставленного на дереве, или использовали квартиру одной студентки университета. У Тани был ключ от этого своеобразного “почтового ящика”, и она могла забирать или оставлять там информацию без каких-либо затруднений.

Я хочу сказать, что, хотя наши встречи и были очень короткими, нам все-таки удавалось поговорить о нашей борьбе, о Кубе. Таня не пропускала ни одной речи Фиделя.

Однажды я застал ее в наушниках: она слушала “Радио Абана Куба”, передававшее выступление кубинского вождя.

– Были ли в вашей совместной работе опасные моменты?

– Опасности были всегда, так как с каждым днем становилось все трудней осуществлять связь между городом и базовым лагерем. Нужно было ехать до Камири, там менять машину и следовать до Лагунильяс – это километров двадцать пять, – и оттуда мы шли десять километров пешком. Нужно также иметь в виду и топографию этого района, где дороги кажутся буквально выдолбленными в горах. Помню, что во время одной из ее поездок в лагерь “джип”, на котором ехала Таня, перевернулся. К счастью, она не пострадала.

Работа, которая велась в Ла-Пасе, была надежно законспирирована, так как каждый строго выполнял свои функции. Примером может служить тот факт, что каждую из подпольных явок посещало не более двух-трех человек.

- Как совершала Таня поездки в район действий?

- У Тани был маленький “джип”. Однажды я приехал, в дом, где находилась Таня большим грузом продовольствия и оружия. Она посмотрела на меня и сказала:

“Как ты все это разместишь, у меня ведь не грузовик, маленький “джип”?”

Я успокоил ее и спросил, сколько сидячих мест ей нужно оставить. Она ответила, что три. Не знаю, как мне удало все устроить, но в конце концов в “джипе” было оставлено свободными три сиденья уложен весь груз для отряда.

“Ну, ты и молодец!” – воскликнула она и рассмеялась весело и заразительно.

– Какое личное качество Тани вам больше всего запомнилось?

– Их было несколько. Ее общительность была поразительна; она вела себя с тобой, как со старым другом. Это качество позволило завоевать признание всех, даже врагов, которые, сами того не подозревая, помогали ей выполнять свою работу.

Еще одной яркой чертой Тани как личности была ее способность к самокритике, а таки к пониманию людей. Таня интуитивно чувствовала настоящих революционеров. Я вспоминаю, как уже после ее гибели к нам приходили люди и приносили некоторые из ее личных и других веще которые они сохранили. Приходили и спрашивали, чем они могли бы помочь... Этот факт говорит о том, как она умела различать настоящих революционеров. И она не ошибалась.

Другая отличительная черта, которая привлекла мое внимание, была ее способность адаптироваться к любой обстановке. В Боливии, например, мы едим очень острую пищу. И я удивился, когда однажды увидел, как она заказывает в ресторане острое блюдо, словно настоящая боливийка. Никогда не слышал, чтобы она ела что-нибудь отличное от нашей кухни, хотя можно догадаться, что в Аргентине, ГДР и затем на Кубе она питалась совсем не так. Но она никогда ни на что не жаловалась.

С другой стороны, мне очень нравилась ее жизнерадостность. Таня была очень симпатичной. И, несмотря на свою опасную жизнь, часто смеялась. Я никогда не видел ее грустной; озабоченной – да, но грустной – никогда. Конечно, было и то, что доставляло ей особую радость: возможность ездить в лагерь и видеться со своими друзьями. Она говорила, что это для нее “инъекция” энтузиазма.

И наконец, я хочу особо выделить ее решительность - черту, необходимую для работы, которую она выполняла.

– Когда и как вы узнали о гибели Тани?

– Помню, что я очень волновался, потому что Таня долго не возвращалась из лагеря, куда уехала несколько дней назад. Ее присутствие было необходимо для нашей деятельности в городе: она оставалась единственным связным, а все остальные уже ушли в горы. Когда по радио сообщили, что в отряде была женщина, мы поняли, что Таню выследили. Однако позже мы узнали, что личность ее оставалась еще не установленной. Речь шла о какой-то партизанке, но не о Лауре Гутьеррес Бауэр. То, что под именем Лауры скрывалась Таня, смогли узнать по нескольким причинам. Во-первых, в Камири был обнаружен ее “джип”, в котором нашли документы и записные книжки, принадлежавшие Лауре. Но полностью она была раскрыта, когда из отряда бежали Висенте Рокабадо и Пастор Баррерас, которые ее и выдали.

После этих сообщений мы поняли, что Таня не вернется, по крайней мере в ближайшее время. Спустя некоторое время в прессе появилось сообщение о гибели Тани у реки Рио-Гранде, во время столкновения отряда с правительственными войсками. Боливийские газеты публиковали фотографии этой необыкновенной женщины, которой были возданы военные почести – как об этом писали – как достойному противнику. Ее похоронили на кладбище в Валье-Гранде. И я подумал тогда, как ужаснулась бы Таня, увидев все это. Она, жившая в Боливии так скромно, конечно, предпочла бы быть похороненной в сельве, которую так любила.