Эрнесто Че Гевара

В горах Боливии

Григулевич И.Р., Эрнесто Че Гевара и революционный процесс в Латинской Америке (с сокращениями).

Эрнесто Че Гевара прибыл в Ла-Пас под чужой фамилией самолетом из Сан-Паулу (Бразилия), вероятно, в ноябре 1966 г. Без бороды, с залысинами, седой (результат краски), в толстых роговых очках, при галстуке, он своей внешностью никак не напоминал известного всему миру Че. Он свободно ходил по улицам боливийской столицы. У него было два уругвайских паспорта: на имя коммерсанта Рамона Бенитеса Фернандеса и на имя коммерсанта Адольфо Мена Гонсалеса.

С тех пор, как 13 лет назад Че впервые ступил на боливийскую землю, здесь особых перемен не произошло. Страной продолжали управлять продажные генералы и политиканы, горняки по-прежнему влачили жалкое существование, а крестьянские массы — в основном индейцы, не говорящие по-испански, пребывали в нищете и невежестве. Революционные силы Боливии были ослаблены раскольнической деятельностью троцкистов, маоистов, анархистов... И тем не менее Че был настроен оптимистично. Он верил, что партизанские действия коренным образом изменят политическую обстановку в стране в пользу революционных сил.

К моменту прибытия Че в Боливию в стране уже находилось большинство кубинцев — будущих участников его отряда. Через Таню Че получил от Г. Лопеса Муньоса мандат на имя Адольфо Мены Гонсалеса, удостоверяющий, что он является специальным уполномоченным Организации американских государств, изучающим и собирающим информацию об экономических и социальных отношениях в сельских районах Боливии.

Не задерживаясь в Ла-Пасе, Рамон, как стал именовать себя теперь Че, направился через Кочабамбу в “Каламину”, куда прибыл 7 ноября 1966 г. В тот же вечер Че сделал первую запись в своем дневнике, который он будет вести изо дня в день на протяжении 11 месяцев, вплоть до последнего боя 8 октября следующего года.

“Сегодня начинается новый этап, — записывает Че 7 ноября 1966 г. — Ночью прибыли на ранчо. Поездка прошла в целом хорошо. Мы с Пачунго соответствующим образом изменили свою внешность, приехали в Кочабамбу и встретились там с нужными людьми. Затем за два дня добрались сюда па двух джипах—каждый порознь.

Не доезжая до ранчо, мы остановили машины. Сюда приехала только одна — чтобы не вызывать подозрений у одного из соседних крестьян, который поговаривает о том, что мы наладили здесь производство кокаина. В качестве курьеза отмечу, что неутомимого Тумаини он считает химиком нашей шайки. После второго рейса Биготес, узнав меня, чуть не свалился с машиной в ущелье. Джип пришлось бросить на самом краю пропасти. Прошли пешком около 20 км, добираясь до ранчо, где уже находятся три партийных товарища. Прибыли сюда в полночь”.

Партизанам удалось обосноваться, можно сказать, в самом сердце Латинской Америки. У них имелось современное оружие, техника, денежные средства. Инициатива была в их руках, теперь им не угрожало внезапное нападение и разгром.

Однако в сравнении с партизанской войной 1956— 1958 гг. на Кубе боливийский вариант выглядел не столь надежным, как могло бы показаться после первых организационных успехов. На Кубе, при всех исходных слабостях, бойцы Фиделя Кастро находились у себя дома и могли рассчитывать на помощь единомышленников и сочувствующих во всех уголках страны. В Боливии ядро партизан составляли иностранцы — главным образом кубинцы, и возглавлял их тоже иностранец — Че. И какими бы симпатиями партизаны ни пользовались в революционных кругах, местное население могло отнестись к ним как к чужестранцам, а это значит—с недоверием и предубеждением.

Но все же в начальный период преимущество было на стороне новых обитателей “Каламины”. 8 и 9 ноября Че совершает краткие выходы в окрестные джунгли и остается доволен разведкой. 9 ноября он записывает в дневнике:

“Если дисциплина будет на высоте, в этом районе можно долго продержаться”.

10 ноября обеспокоенный любопытством хозяина соседнего ранчо Альгараньяса, у которого обитатели “Каламины” покупали провизию, Че решил организовать главный, или базовый, лагерь в 8 км от фермы. После первой ночевки на новом месте 11 ноября он отмечает в дневнике: “Обилие насекомых здесь невероятное. Спастись от них можно только в гамаке с сеткой (такая сетка только у меня)”.

Переброска продуктов, оружия и другого партизанского хозяйства из “Каламины” в базовый лагерь была очень изматывающей: людям приходилось ежедневно переносить на себе большие тяжести. В районе базового лагеря партизаны устраивали тайники, куда прятали свое имущество. Че рассчитывал, что в нужный момент сможет посылать сюда своих людей за продовольствием, лекарствами и оружием.

Че постоянно поддерживает радиосвязь с “Манилой” (Гаваной). Постепенно в ранчо прибывают подкрепления — кубинцы и боливийцы. 27 ноября собралось уже 30 человек.

30 ноября, подводя итоги месяца, Че писал: “Все получилось довольно хорошо; прибыл я без осложнений, половина людей уже па месте. Добрались также без осложнений, хотя немного запоздали. Основные люди Рикардо, несмотря ни па что, готовы примкнуть к нашему движению. Перспективы в этом отдаленном от всех центров районе, где, судя по всему, мы практически сможем оставаться столько времени, сколько сочтем необходимым, представляются хорошими. Наши планы: дождаться прибытия остальных, довести число боливийцев по крайней мере до 20 и приступить к действиям. Остается выяснить реакцию Монхе и как поведут себя люди Гевары”.

2 декабря прибыл Чино — Хуан Пабло Чанг Наварро, перуанский революционер, участник партизанского движения в Перу, разгромленного властями. Чино предложил передать в распоряжение Че 20 перуанцев, участвовавших в партизанском движении в Перу.

В лагере между тем партизанская жизнь шла своим чередом. В декабре устроили еще один тайник в окрестностях “Каламины”, заложив в него оружие и боеприпасы.

Среди боливийцев, находящихся в “Каламине”, возникли разногласия. Одни готовы были стать партизанами, другие обусловливали свое участие решением Коммунистической партии Боливии, отношение которой к отряду Че продолжало оставаться неясным.

12 декабря Че записывает в дневнике: “Говорил со своей группой, „прочитав проповедь" о сущности вооруженной борьбы. Особо подчеркнул необходимость единоначалия и дисциплины... Сообщил о назначениях, которые распределил следующим образом: Хоакин—мой заместитель по военной части, Роландо и Инти — комиссары, Алехандро — начальник штаба, Помбо — обслуживание, Инти — финансы, Ньято — снабжение и вооружение, Моро — медицинская часть (временно)”.

В канун Нового года, утром 31 декабря, в “Каламину” прибыл долгожданный Марио Монхе, его сопровождали Таня, Рикардо и боливиец по кличке Пандивино, оставшийся в отряде Че в качестве добровольца. Весь день и всю новогоднюю ночь Че вел с Монхе переговоры.

Руководство Коммунистической партии Боливии, хотя и не брало на себя ответственность за организацию партизанского движения, разрешило своим членам вступать в отряд, а в публичных выступлениях ратовало за поддержку партизанского движения.

Че рассчитывал, что “Каламина” станет одним из звеньев в партизанской цепи, которая протянется сквозь весь южный конус, по крайней мере от Перу до Аргентины включительно. Что касается Перу, то он уже имел на этот счет беседы с Чино, который вскоре должен был вернуться в “Каламину”. Еще большую надежду возлагал Че на Аргентину.

Че был уверен, что его родина может стать ареной успешных партизанских действий. В ее слабо заселенных горных провинциях Сальта и Жужуй, примыкающих к Боливии, много нещадно эксплуатируемых помещиками батраков и малоземельных крестьян, которые наверняка, считал он, должны стать бойцами будущих партизанских армий.

Необходимо было срочно установить контакт с аргентинскими единомышленниками, бездействовавшими после гибели упомянутого выше отряда. На связь с ними Че посылает в Аргентину Таню.

18 января Че записывает в дневнике о подозрениях относительно Альгараньяса, судя по всему уже давно находившегося в контакте с полицией в Камири, которая и заявилась на следующий день в “Каламину” с обыском. “В поисках „завода" наркотиков туда па джипе приехал лейтенант Фернандес и четверо полицейских, одетых в гражданское платье. Они обыскали дом, и их внимание привлекли некоторые странные для них вещи: например, горючее для наших ламп, которые мы не успели отнести в тайники. У Лоро забрали пистолет, но оставили ему „маузер" и 22-миллиметровый пистолет. Для виду они до этого отняли пистолет у Альгараньяса и показали его Лоро. После этого полицейские уехали, предварительно предупредив, что они в курсе всех дел и с ними надо посчитаться” — так зафиксировал Че в записи от 19 января этот эпизод.

Связь с Камири и Ла-Пасом пока что функционировала нормально. 26 января в лагерь прибыли горняцкий лидер Мойсес Гевара Родригес и подпольщица Лойола. Мойсес согласился вступить в партизанский отряд вместе со своими сторонниками — около 20 человек. Он обещал доставить добровольцев только в первой половине февраля по причине того, что, как отмечается в “Боливийском дневнике”, “люди отказываются пойти за ним, пока не кончится карнавал”.

Лойоле, которая произвела на Че очень благоприятное впечатление твердой решительностью и верой в дело, он поручил организовать в Ла-Пасе и др.угих городах подпольную организацию в поддержку партизанского движения. Эта организация должна была бы снабжать партизан боеприпасами, амуницией, продовольствием, собирать сведения о противнике, заниматься саботажем и диверсиями. Че снабдил Лойолу подробной “Инструкцией кадрам, работающим в городах”, и она отбыла в Ла-Пас.

Хотя эти контакты и были многообещающими, приток боливийцев в “очаг” далеко не соответствовал надеждам Че, о чем с присущей ему откровенностью он писал в месячном анализе за январь 1967 г.: “Из всего, о чем мы заранее думали, наиболее медленно идет процесс присоединения к нам боливийских бойцов”18.

1 февраля 1967 г., оставив нескольких бойцов в “Каламине”, очищенной от компрометирующих предметов, которые были упрятаны в тайники, Че с отрядом в составе 20 человек направился в горы в тренировочный поход, рассчитанный на 25 дней. Поход должен был закалить и спаять бойцов, проверить их выдержку, дисциплину, выносливость и мужество. В походе можно было разведать местность, заложить в пути тайные склады с оружием и продовольствием, наконец, установить контакты с обитателями этих мест.

Местность, по которой продвигались партизаны, оказалась труднопроходимой, полупустынной, поросшей колючими зарослями, кишащими ядовитыми насекомыми. Она пересекалась бурными горными речками, каменистыми грядами, обрывами, кручами. Во многих местах бойцам приходилось прокладывать себе путь сквозь чащобу при помощи мачете. Имевшиеся у них карты оказались непригодными: в них было много неточностей и несоответствий. Отряд Че пробыл в пути 48 дней вместо запланированных 25.

За это время партизаны неоднократно вступали в контакт с местными жителями. Крестьяне держались настороженно, недоверчиво, часто даже враждебно. Это не было неожиданностью для Че, который знал, что в начале партизанских действий крестьяне, опасаясь репрессий властей, именно так и относятся к “чужакам”-партизанам и только по мере развертывания боевых действий, убедившись в дружелюбии партизан, начинают склоняться в пользу восставших.

Шли дни. Скудный рацион, насекомые, тяжелые рюкзаки, ремни которых немилосердно впивались в тело, изодранная обувь, израненные ноги, ливни истощали бойцов, делали их раздражительными. Из-за пустяков в отряде все чаще вспыхивали стычки. Призывы Че соблюдать дисциплину не оказывали на измученных людей прежнего воздействия.

Сам Че с первых же дней похода чувствовал себя весьма скверно. Уже 3 февраля он записывает в дневнике: “Меня освободили от 15 фунтов ноши, и мне идти легче. И все же боль в плечах от рюкзака иногда становится невыносимой”. Запись от 12 февраля: “Устал я смертельно...”. 23 февраля: “Кошмарный день для меня... В двенадцать часов, под cолнцем, которое, казалось, расплавляло камни, мы тронулись в путь. Скоро мне показалось, что я теряю сознание. Это было, когда мы проходили через перевал. С этого момента я уже шел на одном энтузиазме. Максимальная высота этой зоны — 1420 метров”.

26 февраля утонул боливиец Бенхамин. “Он был слабым и крайне неловким парнем, — пишет Че, — но у него была большая воля к победе. Испытание оказалось слишком велико для него. Физически он не был подготовлен к ному, и вот теперь мы уже испытали крещение смертью на берегах Рио-Гранде, причем самым бессмысленным образом”.

Но Че все еще не теряет оптимизма. В месячном анализе за февраль он отмечает: “Хотя я не знаю, как обстоят дела в лагере, все идет более или менее хорошо, с неизбежными в подобных случаях исключениями...

Прошел месяц после выхода отряда из лагеря. Съестные припасы на исходе. Бойцы едят диких птиц, конину. Все страдают расстройством желудка. Че отдает приказ возвращаться обратно в лагерь на реке Ньянкауасу. Но это не так просто. Отряд заблудился. Голодные бойцы, нарушая приказ, начинают поедать консервы из неприкосновенного запаса. 4 марта Че записывает в дневнике: “Моральный дух у людей низок, а физическое состояние их ухудшается со дня на день. У меня на ногах отеки”.

Запись от 7 марта: “Вот уже четыре месяца, как мы здесь. Люди все более падают духом, видя, что припасы подходят к концу, а конца пути не видно” 25. Че разрешает бойцам убить и съесть лошадь, так как отеки у товарищей внушают серьезные опасения.

В эти дни произошел эпизод, которому Че не придал особого значения, но который впоследствии оказался весьма пагубным для судьбы отряда. В начале марта Маркоc вышел из базового лагеря купить продуктов. В пути он набрел на нефтевышку, возле которой столкнулся с крестьянином Эпифанио Варгасом. Маркоc представился ему как “мексиканский инженер”, справился о дороге и пытался купить продовольствие. “Мексиканец” Варгасу показался подозрительным, он рассказал о встрече жене, та своей хозяйке — капитанше, капитанша — мужу. Муж сообщил эти сведения военному командованию четвертого военного округа в Камири. Варгаса арестовали и заставили быть проводником армейскому патрулю, который пошел по следам Маркоса. Эти следы привели солдат в район базового лагеря.

Группа Че на обратном пути в лагерь тоже прошла неподалеку от нефтевышки. От местных жителей партизаны узнали, что в районе бродил увешанный оружием “мексиканец”. Они поняли, что речь шла о Маркосе. 9 марта Че, описав этот эпизод в дневнике, отметил, что Маркоc опять “отличился”. Он тогда еще не знал, что неосторожность Маркоса уже привела солдат прямо к воротам партизанского лагеря.

По расчетам Че, его отряд уже давно должен был вернуться на свою постоянную стоянку. Партизаны явно блуждали в ее окрестностях. 17 марта при переправе через Ньянкауасу перевернулся плот и утонул Карлос. “Он считался, — писал Че в дневнике, — до сегодняшнего дня лучшим среди боливийцев арьергарда по серьезному отношению к делу, дисциплине и энтузиазму” 28. Вместе с Карлосом река унесла несколько рюкзаков, 6 винтовок и почти все патроны бойцов.

19 марта отряд приблизился к базовому лагерю. Вечером партизаны встретились с поджидавшим их Негро — перуанским врачом, который сообщил Че, что с 5 марта в базовом лагере находились Добре, Таня, прибывший из Гаваны Чино, Мойсес Гевара с группой своих людей и Пеладо — аргентинец Сиро Роберто Бустос. Это были приятные новости. Но неприятных было больше: “Каламина” обнаружена боливийскими властями; двое из добровольцев Мойсеса Гевары дезертировали; вблизи базового лагеря объявились солдаты; в их руки попал еще один доброволец из группы Мойсеса. Вдобавок ко всему три дня назад па ранчо нагрянула полиция, все там перевернула и, кажется, обнаружила улики пребывания партизан, хотя в свое время Че и дал строжайший приказ “почистить” ранчо под метелку. На днях, уже после налета полиции, вблизи базового лагеря видели колонну солдат в 60 человек, прочесывающих местность.

Че наладил охрану лагеря, укрепил дисциплину, стал готовить людей к походу, ибо оставаться в основном лагере было небезопасно: теперь, когда о его существовании стало известно властям, он превратился в своего рода мышеловку. Возвращение Че подняло настроение людей, но многие, особенно новички, продолжали испытывать растерянность перед надвигавшимися грозными событиями.

20 и 21 марта ушли на сборы и переговоры Че с перуанцем Чино, аргентинцем Пеладо, Дебре и Таней. Чино, вернувшийся с Кубы, был полон самых радужных надежд в отношении организации партизанских действий в Перу. “Он, — записывает Че в дневнике,— намерен начать с группой в 15 человек, причем сам он будет командующим зоны Аякучо. Договорились также, что приму от него 5 человек в ближайшее время, а позже — еще 15. Затем они вернутся к нему после того, как обстреляются у меня... Чино кажется очень воодушевленным”.

Дебре сначала заявил о своем намерении остаться в отряде. Однако согласился с Че, утверждавшим, что он больше пользы принесет во Франции, организуя там помощь партизанам.

23 марта была устроена первая засада, в которую попал армейский патруль. Результаты этого первого боя с войсками таковы: у противника 7 убитых, 18 человек партизаны взяли в плен, в том числе двух офицеров — майора и капитана (Че велел провести с пленными политбеседу и отпустить их); кроме того, партизаны захватили 16 винтовок с 2000 патронов, 3 миномета с 64 минами, 2 базуки, 3 автомата с 2 дисками к каждому, 30-миллиметровый пулемет с 2 лентами. В руках партизан оказался также план операций, согласно которому армия должна продвигаться по обе стороны реки Ньянкауасу и затем сомкнуть клещи вокруг партизанского лагеря.

Первый бой партизан с правительственными войсками оказался успешным, но в то же время осложнял их положение. Этот бой ознаменовал начало войны, к которой партизаны еще не были достаточно подготовлены. Судя по некоторым свидетельствам его соратников, Че рассчитывал скрытно продержаться в районе реки Ньянкауасу до конца 1967 г. и только тогда приступить к боевым действиям.

К тому времени должны были начать действовать партизанские базы в Перу и на севере Аргентины. Теперь же организаторы этих будущих баз находились в отряде, и оставалось мало надежды, что они смогут выбраться отсюда.

К тому же первые выстрелы, первая кровь смертельно напугали некоторых политически нестойких боливийских добровольцев из группы Мойсеса Гевары. Их трусость выводила Че из себя, он вынужден был наказать четырех боливийцев: приказал прекратить выдачу им табака и пригрозил оставить без еды за невыполнение приказов. Был сменен кубинский командир авангарда.

25 марта состоялось собрание бойцов, на котором было решено именовать отряд Армией национального освобождения Боливии, а также распространить сводку.

27 марта эфир заполнили сообщения о сражении с партизанами в районе реки Ньянкауасу. Правительство, пытаясь “спасти лицо”, заверяло, что партизаны потеряли в бою “на одного убитого больше”, что они расстреливали раненых солдат, что солдаты взяли в плен четырех партизан, из коих двое иностранцы. Из правительственных реляций следовало, что властям хорошо известен состав отряда — дезертиры и пленный немало рассказали полиции.

1 марта 1967 г. правительственные войска перешли к наступательным действиям: подвергли пустое ранчо минометному обстрелу и бомбардировке с воздуха, а затем захватили его.

Подводя итоги за март, Че писал: “Месяц изобиловал событиями. Можно набросать следующую панораму. Сейчас проходит этап консолидации и самоочищения партизанского отряда, которое проводится беспощадно. Состав отряда растет медленно за счет некоторых бойцов, прибывших с Кубы, которые выглядят неплохо, и за счет людей Гевары, моральный уровень которых очень низок (два дезертира, один сдавшийся в плен и выболтавший все, что знал; три труса, два слабака). Сейчас начался этап борьбы, характерный точно нанесенным нами ударом, вызвавшим сенсацию, но сопровождавшийся и до и после грубыми ошибками... Начался этап контрнаступления противника, которое до сих пор характеризуется: а) тенденцией к занятию ключевых пунктов, что должно изолировать нас; б) пропагандистской компанией, которая ведется в национальных рамках и в международных масштабах; в) отсутствием до сих пор боевой активности армии; г) мобилизацией против нас крестьян.

Ясно, что нам придется сниматься с места раньше, нежели я рассчитывал, и уйти отсюда, оставив группу, над которой будет постоянно нависать угроза. Кроме того, возможно, еще четыре человека предадут. Положение не очень хорошее”.

Че крайне тяготило пребывание Дебре и аргентинца Бустоса в отряде. Ни тот, ни другой в партизаны не годились, к тому же не скрывали своего желания покинуть отряд. Однако обеспечить им безопасный выход было нелегко.

Вскоре, 10 апреля, произошли еще два столкновения с правительственными войсками, закончившиеся победой партизан. Как и в первый раз, две войсковые колонны попали в партизанские засады. Результаты первого боя: 3 солдата убиты, 6 взяты в плен, включая унтер-офицера — командира колонны. Во втором бою потери противника составили: 7 убитых, 24 пленных. Итого за два боя — 10 убитых, 30 пленных, среди них майор Рубен Санчес. Победы были омрачены гибелью кубинца Рубио (капитана Хесуса Суареса Гайоля). Пленных и на этот раз отпустили.

Однако новости, заполнявшие эфир, были менее приятны. Правительственное радио сообщало, что в лагере повстанцев обнаружено фото Че, а также раскрыт один из тайников.

Отряд продолжал оставаться в районе реки Ньянкауасу, не отрываясь от своих тайников. Несколько человек из бойцов отряда и гостей заболели (среди них Таня и Мойсес). В этих условиях Че принимает решение покинуть зону, оставив здесь на несколько дней лишь часть бойцов под командованием Хоакина, всего 13 человек, в их числе 4 лишенных партизанского звания боливийцев, а также больных Алехандро и Таню. Че был вынужден пойти на этот шаг, чтобы дать возможность выбраться Дебре и Бустосу.

Но жизнь распорядилась иначе — Хоакин и Че уже не встретятся...

Че все больше беспокоило отношение местных крестьян к партизанам. Боевые действия продолжались уже около месяца и в основном успешно, но крестьяне, как правило, уклонялись от сотрудничества с партизанами. В сложившихся же условиях маневренной войны поддержка крестьян становилась решающим фактором.

17 апреля 1967 г. в Гаване по радио передавалось послание Че Организации солидарности народов Африки, Азии в Латинской Америки, известное под названием: “Создать два, три... много Вьетнамов—вот лозунг дня”. Че предсказывал многолетнюю, кровопролитную вооруженную борьбу с империализмом и призывал революционеров отбросить фракционную борьбу, объединиться и единым фронтом сражаться против общего врага. Послание заканчивалось словами: “Наш каждый шаг —это боевой призыв в борьбе против империализма и боевой гимн в честь народного единства против величайшего врага человечества — Соединенных Штатов Америки. Если смерть внезапно настигнет нас, мы будем приветствовать ее в надежде, что наш боевой клич будет услышан и другие руки подхватят наше оружие и другие люди запоют гимны под аккомпанемент пулеметных очередей и боевых призывов к войне и победе”.

19 апреля партизаны задержали англичанина Георга Роса, выдававшего себя за журналиста. Рос смахивал на агента ЦРУ, во всяком случае, он уже успел поработать инструктором “Корпуса мира” в Пуэрто-Рико.

Англичанина отпустили. Вместе с ним, с согласия Че, покинули отряд Дебре и Бустос.

День спустя стало известно, что все трое задержаны боливийскими властями. Их арест явился серьезным ударом для Че, который записывает в дневнике: “Дантон и Карлос стали жертвами собственной спешки, почти отчаянного желания выбраться, а также моего недостаточного сопротивления их планам. Таким образом, прерывается связь с Кубой (Дантон), а мы потеряли разработанную нами схему борьбы в Аргентине (Карлос)”.

Апрельский месячный анализ, основу которого составляет весьма трезвая оценка недочетов и ошибок партизан, в целом пропитан оптимизмом. Вот наиболее примечательные разделы этого анализа:

“Дела идут более или менее нормально, хотя нам пришлось оплакать гибель двух наших бойцов: Рубио и Роландо. Потеря последнего была особенно суровым ударом для нас, так как я собирался поставить его во главе второго фронта (самостоятельно действующего отряда.—И. Г.). Мы провели еще четыре боя. Все они в целом дали хорошие результаты, а один из них даже очень хороший...

В итоге: это был месяц, в течение которого все развивалось в пределах нормы, принимая во внимание случайности, неизбежные в ходе партизанской войны. Моральный дух всех тех бойцов, что успешно прошли предварительный экзамен на звание партизана, на высоте”.

В мае отряд продолжал рейд. Скудная и недоброкачественная пища и в особенности недостаток воды в этих местах, а также усталость, нервное напряжение — все это не могло не сказаться на физическом состоянии партизан, в частности и самого Че. Почти все страдали от расстройства желудка, многих лихорадило. О состоянии Че можно судить по его дневнику. Однако, несмотря на слабость, он не только продолжает вести дневник изо дня в день, но и не забывает отметить в нем дни рождения своих детей и ближайших родственников.

В мае произошли стычки с войсками, закончившиеся победой партизан.

Во время похода партизаны проследовали через два селения — Пириренду и Карагуатаренду, где общались с жителями, знакомили их со своей программой, намерениями, призывали желающих присоединиться к партизанскому движению. Но боливийцы то ли боялись, то ли не понимали партизан, то ли находились под влиянием правительственной пропаганды, преподносившей населению соратников Че как иностранных захватчиков, грабителей и насильников. Как бы там ни было, но местные жители отнеслись к партизанам весьма недоверчиво. Крестьяне, правда, проявляли большее, чем прежде, дружелюбие, но не вступали в отряд.

Всевозраставшее беспокойство вызывало у Че отсутствие каких-либо следов отряда Хоакина.16 мая Че получил шифровку из “Манилы”, лишь подтвердившую, как записал он в дневнике, полную изоляцию, в которой оказались партизаны. Это могло означать только одно — подпольный аппарат поддержки, действовавший в Ла-Пасе, оказался парализованным.

В июне отряд Че продолжал действовать все в той же зоне между Санта-Крусом и Камири, не отрываясь от тайников и все еще надеясь на встречу с группой Хоакина. 14 июня 1967 г., в день своего рождения, Че записывает в дневнике: “Мне исполнилось 39 лет, годы неизбежно бегут, невольно задумаешься над своим партизанским будущим. Но пока я в форме”.

Действительно, Че был тогда в своей “наилучшей” форме. Тело его было искусано насекомыми, астма вновь душила его, мучил желудок. Но воля пламенного революционера держала это слабое, уставшее тело на ногах, подавляя малейшую жалобу, малейшее проявление слабости. Разум его был ясным и трезвым, доказательством чему служат страницы дневника, где с точностью и поразительной беспристрастностью он фиксирует плюсы и минусы, действия, возможности и перспективы борьбы, знамя которой он поднял в Боливии и которое он все еще думал победоносно пронести по Латинской Америке.

26 июня в перестрелке с солдатами был ранен Помбо и убит кубинец Тума. К скромному, отважному бойцу Туме {Карлос Коэльо, 1940 г. рождения, участник Кубинской революции, боец личной охраны Че в его бытность министром промышленности) Че относился тепло и нежно, как к сыну, и глубоко переживал его гибель. Противник тоже понес потери: четыре человека убитыми и три ранеными. Но потери противника были легко восполнимы, в то время как для партизан потеря каждого человека, по словам Че, была равносильна серьезному поражению.

Правительственное радио утверждало, что среди партизан находятся опытные вьетнамские командиры, громившие в свое время “лучшие американские полки”.

30 июня Че принял сообщение с Кубы о том, что в Перу пока нет надежды на развитие партизанского движения, хотя там и создана партизанская организация. Че без комментариев регистрирует эти сведения в “Боливийском дневнике”.

В июле положение отряда ухудшилось. В одной из стычек партизаны потеряли 11 рюкзаков с медикаментами, биноклями и прочим снаряжением, а главное — с магнитофоном, на который записывались шифровки из “Манилы”. Че, с его почти постоянными приступами астмы, остался без крайне необходимых ему лекарств.

В резюме за июль Че отмечал:

"Продолжают действовать те же отрицательные моменты, что и в прошлом месяце. Невозможность установления контактов с Хоакином и с нашими друзьями, а также потери в личном составе..."

8 августа на собрании партизан Че говорил о трудностях, которых еще прибавится в будущем, и о необходимости преодолеть испытания и “выдержать экзамен на революционеров. Но для этого нужно превозмочь себя. Кто чувствует, что способен на это, пусть остается, кто не в состоянии — пусть уходит”. Все кубинцы и некоторые боливийцы высказались за то, чтобы продолжать борьбу до конца.

Че решает вернуться в старый лагерь, к одному из тайников, где запрятаны противоастматические лекарства и радиостанция. Восемь человек он посылает вперед, а сам с остальными движется за ними. Он все еще надеется встретиться с группой Хоакина или по крайней мере узнать что-либо о ее судьбе.

В эти тревожные дни в Гаване конференция солидарности приняла Поздравительное послание майору Че Геваре и объявила о символическом создании “латиноамериканской национальности”, провозгласив “почетным гражданином нашей общей родины — Латинской Америки дорогого партизана майора Эрнесто Че Гевару”. В зале заседаний конференции над трибуной президиума висел огромных размеров портрет Че. Майор Че Гевара как бы незримо присутствовал и председательствовал на этом собрании.

Гаванская конференция изобиловала драматическими моментами. Перед делегатами предстали четыре агента ЦРУ, которые с мельчайшими подробностями поведали о том, как по поручению разведки США готовили убийство Фиделя Кастро. Таких диверсантов и убийц США засылали на Кубу с 1959 г. Разумеется, это давало кубинцам моральное право участвовать в освободительной борьбе, точнее, в партизанских действиях в Латинской Америке против империализма США. Работа конференции широко освещалась радиостанциями всех латиноамериканских стран.

В боливийской эпопее участвовали 17 кубинских революционеров, 13 из них сложили там головы. Никто из них не достиг 35-летнего возраста. Вот имена этих героев:

• Капитан Хесус Суарес Гайоль, он же Феликс и Рубио, погиб 10 апреля 1966 г.
• Капитан Элисео Рейес Родригес, он же капитан Сан-Луис и Роландо, погиб в бою 25 апреля 1967 г.
• Команданте Антонио Санчес Диас, он же Пинарес и Маркос, погиб в мае 1967 г.
• Лейтенант Карлос Коэльо, он же Тума и Тумаини, погиб в бою 26 июля 1967 г.
• Капитан Хосе Мария Мартинес Тамайо, он же Папи, Рикардо и Чинчу, погиб в бою 30 июля 1967 г.
• Команданте Виталио Акунья Нуньес, он же Хоакин и Вило, погиб 31 августа 1967 г.
• Команданте Густаво Мачин Оэд, он же Алехандро, погиб 31 августа 1967 г.
• Лейтенант Исраэль Рейес Сайас, он же Браулио, погиб 31 августа 1967 г.
• Капитан Мануэль Эрнандес Осорио, on же Мигель и Исленьо, погиб в бою 26 сентября 1967 г.
• Капитан Альберто Фернандес Монтес де Ока, он же Пачо и Пачунго, погиб в бою 8 октября 1967 г.
• Капитан Орландо Пантоха Тамайо, он же Оло и Антонио, погиб 8 октября 1967 г.
• Рэне Мартинес Тамайо, он же Артуро, погиб 8 октября 1967 г.
• Октавио де ла Консепсъон Педраха, он же Моро, Моронго, Муганга, врач, убит 12 октября 1967 г.